СВЯЩЕННАЯ
КНИГА ТОТА
Гермес
Ттрисмегист
Трижды
Великий
ВЕЛИКИЕ
АРКАНЫ ТАРО
ПРЕДИСЛОВИЕ
Культура
конца XIX века,
ее характер
и первенствующие
стремления суть следствия усилий и исканий
человеческого рода за последние
восемь-девять столетий Крестовые походы и рост императорскои власти положили предел теократическому
направлению
жизни Европы, явились заключительным актом эпохи, когда все зиждилось на исключительном стремлении к религиозным идеалам. Первые гуманисты, начиная с Франческо Петрарки и Джиованни Боккаччио, положили основание новой эре, воздвигнув новое знамя, поставив новую цель человеческим стремлениям. Круг друзей Козимо и Лоренцо Медичи, восприняв идеи Петрарки и Боккаччио, выработал начала мировоззрения, предначертавшего весь последующий ход мировой истории. Поняв бесплодность метафизических изысканий, раз они
не связаны с данными
эмпирирического
опыта,
гуманисты
поставил
исвоим
девизом
изучение
прежде
всего того, что
может быть
исследовано
эмпирическим
путем..Время расцвета гуманизма и успеха
реформации есть начало современной науки,
и6o все то, что составляет гордость технической культуры, бьло достигнуто человеком лишь
начиная с XV века.
Именно с этой поры все усилия человеческого рода всецело направились к изучению отдельных явлений, к исследованию отдельных вопросов и к созиданию отдельных отраслей человеческого знания.
Так продолжалось до конца XVIII столетия, когда произошел великий перелом истории: от изучения
единичных вещей человек перешел к стремлению познать их синтез и век энциклопедистов в преемственной его связи со столпами эмпирической философии есть эпоха созидания человечеством синтеза всего познанного на пути
предыдущих веков.
Однако, столь долго идя исключительно опытным путем, основываясь лишь на внешней, формальной, стороне явлений, разум человеческий и теперь, естественно, стал искать синтез в том же самом модусе сознания, стремился найти эмпирический синтез, т.е. непосредственно ощущаемую первооснову.
Таковой первоосновой явилась материя и это учение, обобщаемое со всеми различными его частными течениями, есть то, что известно под именем материализма.
XIX век - это эпоха, когда человек стремился утвердить свой гипотетический синтез, стремился выявить его во всей полноте, претворить в реальность и связать со всеми дифференциальными деталями. Этот век есть, в действительности, лишь заключительный аккорд долгого пути; именно в течение него человеческие искания вылились в вполне определенную форму, достигли, казалось, конечных ступеней своего развития. Настало время, когда, по всецело господствовавшему мнению, оставалось сделать лишь последние заключительные штрихи, чтобы закончить вполне величественный Храм Знания.
Это бьло грустное время, потому что
самое знание человека начало давить его.
Все
было так ясно, так определенно, что вся будущая жизнь людей должна была, казалось, быть посвящена лишь скрупулезному анализу давно известных фактов. Отдельные открытия, изученные законы и вполне достоверные гипотезы так слились между собой, так проникли взаимно друг друга, образовали столь совершенно замкнутое целое, что в будущем нечего было ждать сколько-нибудь значительных открытий
Большинство представителей почти всех отдельных отраслей знания человеческого открыто признавало, что век великих гениальных открытий кончен, что будущее истории науки будет лишено ярких красок, что оно будет представлять из себя лишь гигантскую совокупность тщательнейших повторных опытов и детальных исследований. Дух живой отлетел от людей, жизнь потеряла всякую ценность, ибо хотя грандиозный успех позитивной науки и техники и давал все удобства жизни, но всем высшим запросам человеческого существа вовсе не оставалось места. Все
что есть в
человеке чистого, высокого и
прекрасного,
этой культурою совершенно игнорировалось, за ним отрицалась всякая реальность, всякая субстанционная ценность или
лишь в лучшем случае терпелось,
как забава и отдых, на различных "фабриках удовольствий". Идеалов не стало, ибо отрицалась самая возможность чего-либо высшего, чем сама жизнь. Тождественность природы синтеза с единичными явлениями породила коллективизм и поставила его на место синтеза; не только индивидуальность, но и личность исчезла;
восцарилось
царство толпы - этого естественного образа материального синтеза, пародии Синтеза Истинного.
Несмотря на пышность формы созданного им знания, человек, тем не менее, непрестанно наталкивался на противоречия. Он не только откидывал, как иллюзию, даже реальность собственного самосознания, но и чувствовал, вместе с тем, что все его знание навеки бессильно дать ответ на какой-либо вопрос, как только он касается
сущности явлений.
Человечество
выстроило
грандиозное
здание на
песке, на
раздробленных
еденичных
сведениях,
не
связанных
между
собой, оно
приняло за
основание
мир явлений,
забыв, что
все его
части вечно
перемещаются
по
отношению
друг к другу.
Вот почему,когда
из вне сферы
эмпирического
опыта, их
глубин духа
человеческого,
последовал
удар, все
величественное
здание
должно было
пасть,
смытое
волнами,
хлынувшими
из
внесознательной
стороны
человеческого
существа. (Именно об этом и говорит притча Христа о построении здания на песке и на камне. - Евангеле от Матфея VII, 24-27.
Песок
разрозненный и не способный сохранять приданную форму - есть олицетворение разрозненных случайных явлений феноменальной природы; камень есть эмблема твердости и устойчивости синтеза, который, вместе с тем, есть и источник отдельных манифестаций; они рождаются из него, как из камня рождается песок).
Человек
не сумел создать истинный синтез, он выявил все следствия из начальных постулатов, но
и их самих, он
не пытался подвергнуть
анализу, затемняя вопрос
или попросту открыто сознаваясь в своем бессилии.
"Все известно, все объяснено, все следует одно
из
другого, но не все одинаково непонятно" - вот лозунг отошедшей эпохи.
Начало XX
века - это
резкий
переворот
во всех
отраслях
человеческоай
мысли. Родилось непоколебимое стремление к анализу конечных причин, подверглись изучению все те первоосновы, все те постулаты, на которых зиждилась наука в продолжение стольких веков. Если периодическая таблица Менделеева перевела химию в совершенно иную, несравненно более высокую плоскость, если внешнее родство элементов стало невольно наталкивать человеческую мысль на единство природы, то открытие радия нанесло смертельный удар всем, бывшим дотоле основными, космическим гипотезам. И вот, в течение каких-либо 20-30 последних лет, за срок совершенно ничтожный в привычном масштабе истории, все основы науки пошатнулись в самых корнях своих. Если
время и
пространство,
эти основные модусы мышления, были поколеблены Кантом, Шопенгауером,
Лобачевским и
Риманом, то открытие принципа
относительности Эйнштейном и теория М.Аксенова и Германа Минковского окончательно показали нелепость приписывания общепринятым воззрениям на них хотя бы доли реальности. Принцип относительности сделал невозможным самый приступ к учению о пространственности и протяжении во времени, как о первичных категориях вселенной, а вместе с
электромагнитной теорией света Максвэлла он окончательно убил гипотезу об эфире. Материя потеряла субстанциональность своего бытия и претворилась лишь в кристаллизированную энергию через открытие радия и дематериализации материи. Учение об энергии пыталось одно время стать на место материалистических воззрений, но закон энтропии, в связи с бесконечностью вселенной во времени, своей собственной силой, логически делает невозможным самое ее существование.
Закон Карно-Клаузиуса -основной
принцип термодинамики
- был формулирован последним
в 1865г так:
"Энергия
вселенной постоянна, энтропия вселенной стремится достигнуть максимума".
- Наука ХХ века пришла к синтетическому
выводу, что вся жизнь вселенной, все проявления ее энергии суть
следствия разностей потенциалов.
Закон энтропии выражается в том, что все формы энергии переходят в теплоту, которая уже не может быть в принципе целиком переведена обратно в механическую энергию. Теплота рассеивается в космическом пространстве, а потому космическая совокупность разностей энергетических потенциалов постоянно уменьшается. Материя есть гигантский резервуар кристаллизированной
интроатомной энергии, но все же конечный. Если мир существует вечно, то вся совокупность энергии неминуемо должна была бы
уже рассеяться. Очевидно, что в мире, кроме начала, ведущего энтропию к максимуму и вызывающего "смерть теплоты"
(Warmetod - по выражению Клаузиуса), должно быть другое Начало, ведущее энтропию к минимуму, т.е.
вновь создающее
разность потенциалов. Что же это за Начало? - наука XX века остановилась
на этом воопросе - и вот здесь-то к ней на помощь должно придти Герметическое учение о исходных причинах Бытия. Это Начало есть Дух, Истинная Субстанция,
Бог.
- Энергия, теряемая разрушающимся миром, поглощается Космическим Логосом, и обратно, - падение и дифференциация Логоса есть создание материальной вселенной. Оба эти процесса вечны и непрерывны, взаимно друг друга обусловливают и утверждают.
Доказательство этой доктрины и составляет цель настоящего труда.
Таким путем, у величественного здания материалистической науки XIX в., бывшего еще столь недавно, казалось, почти законченным, теперь выбиты все основания.
"В настоящее время мы вновь переживаем время ломки старого научного здания, но такой ломки,
которой не знает история науки, и которая по обширности и основательности далеко оставляет за
собой все прежние, все, которые выше были нами приведены в виде примеров. Эта ломка, этот
неслыханный по своей грандиозности научный переворот, прежде всего, тем замечателен, что он
почти одинаково затрагивает все отделы физики. Ни одна из частей великого научного здания, сооруженного работой нескольких столетий, не остается в прежнем ее виде; все они до основания разрушаются, вся физика заменяется новою. Но это еще не все! Разрушается не только наука, составляющая достояние сравнительно немногих, но в самом корне переиначиваются наиболее основные,
элементарнейшие представления обыденной жизни, с которыми мы свыклись с малолетства, которые
казались неподдежащими никакой критике, никакому сомнению. Разрушаются даже такие истины,
которые никогда и никем не высказывались, не подчеркивались, потому что они казались самоочевидными, и потому, что ими бессознательно пользовались все и клали их в основу всевозможных
рассуждений".
О.Д. Хвольсон.
Наступающая эпоха бесконечно отлична от только что минувшей; она есть время перелома, подведения итогов, искания новых путей, выявления новых целей. Все виды мышления, все отрасли науки испытали полный внутренний переворот, они изменились настолько, что подчас с прошлым их связывает одно лишь название. Для человека, стоящего во вне этих новых идей, этот великий перелом всемирной истории проходит бесследно, но он не может не чувствовать его, ибо
перевороту в сущности соответствует и переворот в форме.
Развитие средств сообщения, падение влияния быта, общность форм жизни в различных государствах, уменьшение значения границ, попытки создания международного языка, интернациональность целого ряда организаций, обезличение властей
как центральных, так и местных, через видоизменение их в анонимные общества - все это является низшим, внешним отражением духовного стремления человечества к синтезу, к разрушению единичных форм. Великая война, заливающая мир океаном крови, сметающая народы и изменяющая
всю жизнь на земле, есть лишь слабый отзвук той великой борьбы, которая происходит в сознании
вселенского человечества, при столкновении двух великих эпох, бесконечно разнствующих друг с
другом.
"По закону разделения исторического труда, один и тот же культурный тип, одни и те же народы не могут осуществить двух мировых идей, сделать два исторических дела, и если западная цивилизация имела своей задачей, своим мировым назначением осуществить отрицательный переход от религиозного прошлого к религиозному будущему, то положить начало самому этому религиозному будущему суждено другой исторической силе".
Владимир Соловьев.
.Наше время - это сближение того, что еще так недавно казалось
cовepшeнно
противоположным,
навеки разделенным непримиримостью противоречий.
Наука и религия. столь
долго имевшие лишь
потенциальную связь через философию, теперь все больше сходятся между собой и с удивлением
констатируют единство мировоззрений. Как в области позитивных исканий разум стал уходить
вглубь, в искание синтеза, так и в религиозной сфере люди стали уходить в мистицизм, в сокровенную сущность религиозных учений. Конечный синтез
не может не бьггь единым,
а потому конечный
мистицизм и конечный научный синтез;
оказываются
неразрывно связанными друг с
другом; оба
они выливаются в абсолютное_учение, единое, но различно преломляющееся в
научный разум и разум религиозный.
"Тайны природы", говорит Иерофант Фракии, "те же, что и тайны религии, и может существовать лишь единая доктрина, ибо существует лишь один принцип существ. Мы чувствуем импульсом нашего гения, что человек рожден для познания, но мы также должны читать природу и качества существ по их оболочкам. Уметь читать эти знаки есть первая степень науки. Но эта природа и эти качества имеют сходство между собою, что надо также уметь понимать, и эти знаки более трудны для чтения, что составляет вторую степень науки; но обнажить существа от их оболочек, видеть их такими, каковы они есть, - это последняя степень науки и мало, кто этого достигает. Тогда только человек делается могущественным и в словах, и в трудах".
Раскол между религией и наукой, основание которому было положено гуманистами, достиг высшего расцвета своего в конце XIX века; именно в это время позитивизм и мистицизм стали противоположными полюсами человеческого мышления, не только объявившими войну друг другу, но и начавшими вовсе друг друга игнорировать, что и является, конечно, высочайшей степенью непримиримости.
Единство конечной истины не может не выливаться в общую однообразность путей к ней приближения; при всей многоразличности отдельных форм, вся их совокупность не может не быть проникнута внутренним единством, сказывающимся в стройности и гармоничности совокупной системы всех отдельных путей.
Позитивизм и мистицизм в своих
конечных
степенях
развития приводят нас
к познанию
двух сторон
человеческого
духа, двух
методов его
самоутверждения.
Как тот, так
и другой, в
своей истинной природе представляют собою
осуществление основного стремления духа человеческого познатьсебя
как в
сущности
так и в закономерности
своей дифференцированной природы.
Будучи в этом аспекте сознания тождественными, они являются в другом аспекте противоположными друг другу.
Позитивизм
есть стремление человеческого духа
осознать себя в синтезе дифференциальной природы, созданном путем внешнего опыта в мире явлений.
В силу этого, внешняя форма позитивного познания всегда объективна, т. е., иначе говоря, данные, критерий и сама закономерность заключений в нем всегда непосредственно основывается и проистекает из истины внешней -
мира явлений. В полную противоположность этому
мистицизм стремление человеческого духа сознать себя в синтезе дифференциальной природы, путем внутреннего опыта, т. е. последовательным отождествлением отдельных аспектов своего Я с явлениями внешнего мира и утверждением последних, как феноменов, проистекающих из нуменального духа и посему имеющих лишь иллюзорное бытие
по закону среды. В силу этого, внешняя форма мистического познания всегда адекватна, т. е., иначе говоря, данные, критерий и сама закономерность заключений в нем всегда непосредственно основывается и проистекает из истины внутренней - из непосредственного самосознания духа. Оба вида самосознания взаимно дополняют и утверждают друг друга; в отдельности каждый из них имеет лишь относительную свободу, ибо развитие сознания духа в двух соответствующих аспектах стремится быть параллельным и допускает лишь дифференциально малые колебания. Совершенный человек должен одинаково
следовать по обоим путям,
совмещая их
в полной гармонии. Истинный Маг одинаково всеведущ, как
в области мистики, так и в области
позитивных знаний, и именно совмещение этих двух течений человеческой мысли есть признак, определяющий самое понятие о Маге. Будучи в своей истинной природе
неразрывными, позитивизм и мистицизм в лице своих представителей через обоюдное непонимание разошлись между собой. В сущности говоря, это расхождение было только видимым, иллюзорным, ибо от человека не зависит сущность явлений и, он может изменять лишь кличку.
Уйдя целиком во внешнюю форму этих основных течений человеческой мысли и не желая не только воспринимать, но и даже слышать другого учения, представители позитивизма и мистицизма породили каждый в их собственной среде разделение, вполне подобное тому, которое утверждает позитивизм и мистицизм в области самого духа.
Первоклассные представители позитивной науки не могли не чувствовать мистического пути
но эти свои переживания они или вовсе скрывали, или оставляли в неразработанной форме; таковы, например,
Ньютон, Паскаль, Кеплер, Декарт и многие другие. "Лишь малое знание удаляет от Бога,
большое
вновь
приближает
к Нему" сказал первый из них, и этим запечатлел общеизвестный
исторический
факт,что все
великие люди науки и истории были людьми верующими. Эти гиганты позитивной мысли представляют собою
мистический
полюс
позитивизма.
Второстепенные работники в области позитивных наук сплошь да рядом запутывались в грандиозности и многообразии мира явлений и забывали среди
того многообразия даже о своем собственном ищущем духе. Если титаны науки, во всеоружии знания, стремились подняться к нему, то ее ремесленники порой начинали видеть небо там, где оканчивалась чувствительность их измерительных приборов. Они не поняли природу синтеза, воспринимаемого через беспрестанное увеличение глубины понятий, и переход к высшему по аналогии, без нарушения природы категорий, они сочли за синтез суммарность, они определили его как агрегат единичных законов. Сюда относятся представители quasi- рационалистических школ материализма и атеизма, как, например, Бюхнер, Геккель, Штраус и другие; в своей совокупности они представляют
позитивный полюс позитивизма.
Истинные носители мистического знамени, познавшие мир непосредственным духовным
сознанием, истории неизвестны. Их величие и истинная жизнь раскрываются лишь из эзотерических
преданий и символов, из того несказуемого обаяния, которое эти адепты имели, как в свое время, так
и на пути последующих веков, на все человечество; таковы неведомые Мудрецы Гималайи и таинственные Иерофанты Египта. Мы не знаем их собственной жизни, их собственных
устремлений и
достижений, но по грандиозности их светоносного влияния на человечество, мы можем мысленно
представить себе всю необъятность их собственного величия. Они жили вне и над жизнью, но ничто
не проходило без их таинственного влияния, они постигли вполне великий дар незримого управления умственной жизнью человечества через ослепительный блеск возвещенных ими скрижалей
Вековечной Правды. Эти истинные адепты мистицизма представляют его
положительный
полюс.
Подобно позитивизму, среди мистиков последних .веков, огромное большинство всецело погрузилось в мир явлений. Но несмотря на тождество изучаемой ими природы, позитивисты позитивизма и позитивисты мистицизма подходили под различными углами зрения. Зная дух и всеобъемлемость его царствования, мистики не могли всецело увлечься формами и явлениями, но, вместе с тем, они, подчас, невольно забывали свою конечную цель, и целиком силы свои посвящали разработке конкретных вопросов. Идя дедуктивным путем, мистики переходили к изучению дифференциальной природы и настолько увлекались ею, что их исследования теряли всякую связь с синтезом и, с внешней стороны, они стали вполне подобными узким позитивистам. Сюда относится громадное большинство как средневековых, так и современных мистиков; в своей совокупности они и представляют собой
отрицательный полюс мистицизма.
Резюмируя изложенное, мы видим, что представители
эволюционирующей
человеческой
мысли разделились на
четыре
большие группы, через расчленение
позитивизма и мистицизма, в свою очередь, на два полярно
противоположных полюса. Низшей группой являются представители
поэитивного позитивизма, затем следует
мистический позитивизм, потом
позитивный мистицизм и, наконец,
мистический мистицизм.
Представители позитивного позитивизма потерпели полное фиаско силою самого хода эволюции позитивной науки, как мы это показали в начале настоящего предисловия. Можно сказать, что эта группа существует лишь в историческом прошлом, теперь ее вовсе нет и сомневаться в этом может лишь тот, до чьих ушей не дошли величайшие открытия человеческого гения за последнюю четверть века. Школа позитивного мистицизма открыто стала провозглашать то, что еще так недавно осмеивалось самовлюбленным невежеством. Соединив в себе весь опыт позитивных изысканий человечества, эта школа, вместе с тем, идет полным ходом к слиянию с адептами мистицизма. Целый ряд известных ученых убеждены только одной логикой своих опытов в реальности многого из сферы мистики; таковы, например: Крукс, Руссель Уемес и Мариан в Англии, Карл Дюпрель и Цельнер в Германии, Эдланд и Турнебон в Швеции, Ломброзо и Киайа в Италии, Фламмарион, де Роша и Густав Лебон во Франции и много других. Если Крукс со своей Кэтти Кинг еще мог быть осмеян за то, что при свете позитивного знания он открыто рискнул коснуться области Неведомого, то ныне такие блестящие представители науки, как Резерфорд, Вилльям Рамзай и Содди, открыто занимаются исследованием превращений химических элементов и самой дематериализации материи, т, е. исполнением заветной мечты алхимиков, окруженные почтительным молчанием позитивистов мира.
Если позитивный позитивизм уже окончательно выполнил задачу свою и потому ушел в царство теней, То мистический позитивизм еще сохраняет жизненность, заканчивая свою миссию, однако и его дни уже сочтены. Мистицизм средних и новых веков в Европе вылился в совершенно особую форму, присущую лишь ему одному и резко отличающую его от мистицизма древнего мира. Первое, что прежде всего бросается в глаза - это отсутствие самодовлеющей философии. Если история древности есть история философских систем, то, наоборот, весь европейский мистицизм проникнут привязанностью
к семитической
космотонии, поистине достойной лучшей участи. Европейским мистицизмом не было создано как ничего самобытного, так и того, что хоть сколько-нибудь относилось к миру причин. Он не только забыл всю многокрасочность древних эзотерических учений, но даже потерял память о философско-религиозных системах Индии, дойдя до полного игнорирования всего, что не заключалось в мистицизме гебраизма. Все усилия средневековых и новейших мистиков сводились к разработке конкретных вопросов, единичных теорий, но и эти изыскания они неведомо зачем покрывали столь густым покровом эзотеризма, что, воистину можно сказать, - легче самому воссоздать любую из мистических теорий, чем дешифрировать многотомные и туманные фолианты новейших мистиков.
При сравнении между собой дошедшего до нас древнего мистицизма, хотя бы Пуран и Упанишад Индии, с темными хитросплетениями Парацельса, Пестеля, Этейлы и других, невольно бросается в глаза, что в то время как
древность гласит как живой глагол,
власть имеющий, так, наоборот, у новейших мистиков дух живой давно отлетел.
Трепетно жаждавший конечной
й абсолютиой Истины,
древний индус уходил в недра своего чистого духа, сокращал все свое существо в единый волевое синтез, забывал свою личность и на могучих крыльях гордого самосознания своего "Я" воспарял
в безбрежный океан Единого Вселенского Духа, грезящего о Своей Майе, вечно изменчивой, вечно трепещущей совокупности бесконечных свойств, потенциальных форм, - различных модусов Его Самосознания. Индус отвергал все, он искал одну лишь Реальность, он стремился к ней и он ее находил! Древний индус, как и древний египтянин, своим духом плавал в вечности, он наслаждался счастьем предвосхищения конечного достоинства Божественного Совершенного Человека, себя во всем сознавшего, себя во всем утвердившего, от всего отрекшегося, погрузившегося в Ничто и ставшего Всем. Индусы и египтяне любили науку, но их знание было самой жизнью; отвергая форму в принципе, они умели реализовать свои воззрения и могучим духом своим они свели ее в иллюзию совершенную. Их наука, их знание были оплотом свободы, они наполняли их дух простором великим, давали ключ к реальным законам, давали реальную власть.
"Даже самая возвышенная философия европейцев, идеализм разума, выдвинутый греческими
философами, кажется в сравнении с обильным светом и силою восточного идеализма какой-то маленькой Прометеевой искрой, слабой, дрожащей и всегда готовой погаснуть среди целого наводнения божественного сияния полуденного солнца".
Шлегелъ.
"Веданте принадлежит особое, единственное место между системами философии всего мира. Возвысив "Себя" человека или истинную природу Эго, Веданта связывает его с Сущностью Божества, Которое безусловно Неточно, Совершенно, Бессмертно, Неизменяемо и Одно. Ни один философ, ни даже Платон, Спиноза, Кант, Гегель, или Шопенгауер не достигли такой высоты философской мысли... Ни один из философов, не исключая Гераклита, Платона, Канта или Гегеля, не отважился воздвигнуть такой высокий монумент, на вершине которого уже не страшны ни бури, ни молнии, Камень следует там за камнем в строгой последовательности, после того, как однажды первый шаг был сделан, после того, как однажды ясно было усмотрено, что вначале мог быть только Один, подобно тому, как и в конце будет только Один, назовем ли Его Атманом или Браманом".
Макс Мюллер.
"Нет ничего более возвышенного и благодетельного для человечества, чем изучение Упанишад Они были утешением в моей жизни и будут утешением в моей смерти".
Шопенгауер.
Европейские мистики нашей эры были истинным олицетворением бессилия. Из уст в уста они передавали древние, как мир, тайны, старательно оберегая их от непрошенных любопытных взоров, наивно и дерзновенно думая, что сохранение истины и незапятнанность ее грубыми руками невежд может зависеть от их личных действий. Таинственность превратилась для них в забаву; эзотеризм всякой истины, как естественного удела лишь призванной аристократии духа, был понят ими как скрывание клада от хищников; они сберегли этот клад, но годы пребывания его в земле сделали свое дело
и когда они попытались
впервые отрыть
его, то невольно
убедились, что все истлело.
Скрывая, они
могли скрыть
лишь от себя
самих, они сделали это и поэтому стали посмешищами своего рока.
"Религия
разделяется на внешнюю и внутреннюю, равно и школы Премудрости разделяются
на внешние и внутренние: внешние
владеют буквой иероглифов, a
внутренние -
духом и
смыслом; ( внешняя религия соединяется с
внутренней
обрядами; внешняя" школа мистерий соединяется с
внутренней иероглифами. Сыны Истины! Существует лишь
единый Орден, Единое Братство. Единый Союз Единомышленников, цель которых овладеть Светом, и только неразумие воздвигло из
этого центра бесчисленное множество орденов. Множественность лежит в обрядах внешнего, а Истина
только во внутреннем. Многочисленность братств зависит от разнообразий иероглифических толковании, согласно времени, нуждам и обстоятельствам; истинное же Собратство Света может быть только Единым. Всякие ошибки, всякие расколы, всякие недоразумения, все, что в религиях и тайных обществах дает повод к стольким заблуждениям, относится исключительно к букве, а дух остается
неприкосновенным
и святым. Все это относится
к внешнему покрову, на котором написаны
иероглифы, церемонии
и обряды, и нисколько не касается внутреннего. Наше желание, наша цель, наша обязанность
- оживить всюду мертвую букву, всюду придать душу иероглифам, а безжизненным знакам живую истину, всюду сделать бездеятельное деятельным, а мертвое живым. Но все это мы способны совершить не сами по себе, а духом того света, который является
Премудростью, Любовью и Светом Мира, и который желает стать нашим духом
и нашим светом. До сих пор самое внутреннее святилище было отделено от храма, а храм осаждался находящимися в преддверии;
наступает время, когда внутреннейшее святилище должно соединиться с храмом, чтобы находящиеся в храме могли воздействовать на тех, кто в преддверии, пока преддверия не будут отброшены во вне. В
нашем тайном святилище все мистерии Духа и Истины сохранились в чистоте и никогда оно не могло быть осквернено профанами или запятнано нечестивыми. Святилище это не видимо, как не видима сила, познаваемая лишь по ее действию. В нашей школе можно всему научиться, ибо Наставник нам - это Сам Свет и Его Дух. Наши науки это наследие, обещанное избранным, или тем, кто способен получить Свет, а знание наших наук есть полнота Божественного Союза с детьми людей".
Эккартсгаузен.
В мире нет
ничего нового, человеческая цивилизация движется по спирали, и из века в век люди
проходят по тем же
самым путям,
лишь различно расцвечивая их, согласно своим индивидуальным
особенностям. История,
ведомая нам, обнимает лишь крохотную часть истинной
полной истории;
она не сохранила памяти о бывших блистательных эрах жизни и деятельности человечества, как в
мире духа, так и в мире разума.
Истина и стремление к ней человека вечны; как реальность, она не
может не быть единой; вот почему Высшее Ведение, почерпнутое из затаеннейших областей духа, не
может зависеть от внешних условий; незыблемость сущности должна выливаться в незыблемость в
разуме.Учение об истине на пути веков
было преемственно, оно пережило не только
расу,
впервые
поднявшуюся
до нее, но и самую памятьо ней; из
века в век оно хранилось
служителями своими, которые суть истинные представители
аристократии духа.
Запечатленное в символах. оно
дошло до нас
в
древнейшем
памятнике
мысли
человеческой,
происхождение
которого
теряется в
тумане
веков. Этот
памятник
есть
Священная
Книга Тота,
Великие
Арканы Таро.
Через
завесу всех иерархических и мистических аллегорий
древних учений, сквозь мрак и причудливые испытания всех Посвящений, за печатью всех Священных Писаний на развалинах Ниневии и Фив, равно как на изъеденных временем камнях древних храмов, на почерневших лицах сфинксов Ассирии и Египта, в чудовищных или чудесных рисунках, переводящих для верующих Индии священные страницы Вед, в странных эмблемах наших старых алхимических книг, в церемониях приема, практиковавшихся всеми таинственными обществами... повсюду мы находим следы Единой Доктрины, повсюду тождественной, повсюду тщательно скрываемой...
Оккультная философия, повидимому, была кормилицей или крестной матерью всех религий, тайным рычагом всех интеллектуальных сил, ключем ко всем Божественным таинствам и абсолютной властительницей общества в годины, когда она была исключительно предназначена для просвещения первосвященников и царей.
Она царила в Персии вместе с магами, которые погибли, как погибают повелители мира,
злоупотребившие
своим могуществом; она одарила Индию самыми чудесными преданиями и невероятной роскошью поэзии, прелести и ужаса своих эмблем; она просветила Грецию при звуках лиры Орфея; в смелых вычислениях Пифагора она вложила конечные принципы всех наук и всех успехов человеческого духа, она исполнила сказку своими чудесами; история, как только бралась за изучение этого неведомого могущества, сама претворялась в сказку; своими оракулами она потрясала или утверждала империи, заставляла бледнеть тиранов на их тронах и господствовала над всеми умами, маня своей таинственностью или преклоняя их страхом. Для этой науки, говорила толпа, нет ничего невозможного: она повелевает элементами, знает язык звезд, луна на ее зов падает кровавой с неба, мертвецы встают из своих могил, повторяя замогильный шепот ночного ветра, проносящегося через их черепа. Властительница любви и ненависти, наука, может доставить по своему желанию рай или ад сердцам людей; она всецело располагает всеми формами и распределяет, как ей угодно, красоту и безобразие; при помощи палочки Цирцеи она превращает также людей в скотов и животных в людей, она располагает даже жизнью и смертью и может доставить своим адептам богатства посредством превращения металлов и бессмертие при помощи своей квинтэссенции и своего эликсира, составленного из золота и света. Вот чем была Магия от Зороастра до Манеса, от Орфея до Аполлония Тианского, до того, как позитивное христианство, восторжествовав, наконец, над прекрасными мечтаниями и грандиозными стремлениями Александрийской Школы, осмелилось публично поразить эту философию своими анафемами и таким образом заставило ее стать еще более скрытой и таинственной, чем когда бы то ни было прежде".
Елифас Леви.
